Несчастный Случай "Путин и Христос"
Сколько ни будет пройдено,
Не забуду до смертного часа
Утренние глаза моей Родины
Цвета парного мяса.
Мысли долги, да руки коротки.
Че-то хочется, а вот хренушки.
Да повсюду усы и бороды
С крошками родимого хлебушка.
Собрать бы те крошки в пригоршни
Да кинуть небесным ангелам,
Да крикнуть: «Спасите, ребятушки,
Отмойте Россию набело!
Да побрейте Россию наголо,
Да что ж вы такие наглые?
Чего вы молчите, ангелы?
Куда вы летите, ангелы?!»
Кто над нами не рыдал,
Пресвятая мамка Русь?
Хоть Господь мне дар и дал,
Описать я не берусь
Это горе без ума,
Эти праздники до слез…
Против нас — Орда и Тьма.
С нами — Путин и Христос.
Песни «Тату» истошные,
Кеды в говно изношенные,
С утра уже угандошенные
Припадошные доминошники.
Немудреный узор блевотины
На перроне где-нибудь в «Битце»…
Я смотрю и думаю: «Вот оно,
За что стоит страдать и биться!
Это наше, родимое, вечное,
Это наше, любимое донельзя,
Огуречное, поперечное,
Не сдающееся макдоналдсам!
Все пока что хреново смотрится,
Но когда-нибудь все устроится
И за все нам воздастся сторицей,
Конечно, воздастся сторицей!»
Кто над нами не рыдал,
Пресвятая мамка Русь?
Хоть Господь мне дар и дал,
Описать я не берусь
Это горе без ума,
Эти праздники до слез…
Против нас — Орда и Тьма.
С нами — Путин и Христос.
@музыка:
Несчастный Случай - Путин и Христос
@настроение:
грань дикого стеба и суровой реальности
@темы:
Цитаты
-
-
05.10.2007 в 16:12-
-
05.10.2007 в 16:13-
-
05.10.2007 в 16:25-
-
05.10.2007 в 16:49[email protected]
-
-
05.10.2007 в 18:12или лучше залей на какой-нить webfile.ru
-
-
05.10.2007 в 21:13Когда Москва, сдыхая от жары, из кожи улиц выползла на дачи, я уезжал
от друга, наудачу из этой выходившего игры. Бог знает, где он полагал
осесть, взлетев из "Шереметьева-второго"...
Я шел под дальним, колотушкой в жесть окраин бившим, долгожданным
громом на Ярославский этот вави-лон, в кошмар летящих графиков сезонных, в
консервы хвостовых и дрожь моторных, в стоячий этот часовой полон -- и думал
об уехавшем. Он был мне ближе многих в этом винегрете и переменой
собственной судьбы застал врасплох. Однако мысли эти недолго волновали вялый
мозг: какой-то пролетарий, пьяный в лоск, и женщина, похожая на крысу,
народу подарили антрепризу. В дверях ли он лягнул ее ногой, или дебют
разыгран был другой -- не ведаю, застал конфликт в разгаре, -- и пролетарий
уж давал совет закрыть хлебало, и вкушал в ответ и ЛТП, и лимиту, и харю.
Покуда он, дыша немного вбок, жалел, ожесточая диалог, что чья-то мать не
сделала аборта, на нас уже накатывал пейзаж -- пути, цистерны, кран, забор,
гараж. -- пейзаж, довольно близкий к натюрморту..
(О Господи, какая маета по этой ветке вызубренной виться, минуя города
не города, а пункты населенные. Убиться охота мне приходит всякий раз, когда
Мытищи проползают мимо, -- желание, которое не раз, в час пиковый, в напор
народных масс, казалось мне вполне осуществимым.)
Но я отвлекся. Склока между тем уже неслась под полными парами на
угольях благословенных тем, звенящих в каждом ухе комарами. Уж кто-то,
нависая над плечом, кричал, что лимита тут ни при чем -- во всем виновны
кооперативы; другой к ответу требовал жидов, а некто в шляпе был на все
готов: "Стрелять!" -- кричал и хорошел на диво. Уже мадам в панамке, словно
танк, неслась в атаку, и прыщавый панк, рыча, гремел железками на встречу, и
звал истошно лысый старовер "отца народов" для принятья мер, чтобы "отец"
единство обеспечил.
А поезд наш уж нанизал на ось и Лосиноостровскую, и Лось, и где-то
возле станции Перловской две нити распороли небеса, и магниевый отсвет
заплясал на лицах, будто вынутых из Босха.
Когда грозой настигнут был вагон, уж было впору звать войска ООН, но
дело отложила непогода: все бросились задраивать ковчег, и пьяный
пролетарий-печенег пал навзничь по закону бутерброда. В Подлипках вышли панк
и враг жидов -- и тот, который был на все готов, "Вечерку" вынув, впился в
некрологи. Панамка стала кушать абрикос, а лысый через Болшево понес свои
сто песен об усатом боге. Он шел под ливнем, божий человек, наискосок
пересекая площадь, вдоль рыночных рядов и магазина "Хлеб" -- по нашей с ним,
о господи, по общей -- Родине...
А что, мой друг, идут ли там дожди, поют ли птицы и растет трава ли?
Прожив полжизни, я теперь почти не верю в это -- и уже едва ли поверю в
жизнь на том конце земли. Нам, здешним, и без Мебиуса ясно: за Брестом
перевернуто пространство и вклеено изнанкой в Сахалин. Но ты, с кем пил
вчера на посошок, решился и насквозь его прошел, оставшимся оставив их
вопросы, их злую тяжбу с собственной судьбой, гнев праведный, и праведные
слезы, и этот диалог многоголосый, переходящий плавно в мордобой.
А мне в придачу -- душу, на лотке лежащую меж йогуртом и киви, и бедный
мозг с иголкою в виске, свернувшийся улиткой на листке -- на краешке
неведомой стихии...
(с) он же